Материалы

Можно ли перевоплотиться в Растрелли?

SmMon

7 июля 2022

О строительстве колокольни Смольного монастыря

   Несколько раз за последние годы я слышал об идее наконец-то построить колокольню Смольного монастыря, но, признаться, как-то серьёзно к этому не относился – уж больно бредовой мне она казалась. Но вот на днях по телевизору услышал, что на таком серьёзном мероприятии, как Петербургский международный экономический форум, оказывается, прошла целая дискуссия на эту тему. И даже серьёзные с виду люди говорили об этой идее в духе «а что, не замахнуться ли нам на Варфоломея нашего Варфоломеевича?» и в ответ им слышалось: «а что, и замахнёмся!». И вот тут-то я, наконец, испугался, причём сразу по двум поводам. Первый – что, по моему любимому городу готовится очередной удар, а второй – что, кажется, я совсем не так умён, как всю жизнь надеялся. Конечно я никогда не предполагал в себе каких-то особых способностей, но всё-таки надеялся, что могу понимать обычную логику изложения мыслей людьми, когда они говорят о вещах, близких мне по роду моих занятий. А тут – читаю в интернете отчёты об этой дискуссии и чувствую, что бедный мой мозг, что называется, «перегревается» в попытках понять логику прочитанного.

Вот, например, читаю: «... в заключительный день Петербургского международного форума при участии экспертов архитектурного и градостроительного сообщества России и дружественных стран прошло мероприятие «Историко-культурная среда городов: роль воссоздания архитектурных доминант». У меня, как у человека, у которого вся профессиональная жизнь как раз связана с историко-культурной средой городов, и хорошо знающего многочисленные проблемы в этой области, сразу возникает непонимание: а что, эта относительно узкая тема (воссоздание доминант) – самая главная для Санкт-Петербурга, чтобы её специально обсуждать на столь серьёзном форуме? Почему участники столь серьёзного события, как международный экономический форум, не обсуждают вопрос сохранения исторических доминант, которыми так славится (пока ещё) наш город? Ведь это тоже сфера немалых вложений, направленных на увеличение привлекательности (со всех точек зрения, в том числе инвестиционной) города и для наших сограждан, и для иностранных инвесторов? Найти ответ на этот вопрос пытаюсь в выступлении директора Фонда содействия восстановлению объектов истории и культуры в Санкт-Петербурге Ильи Козлова (как я понял, главного адепта этой идеи). И тут мои сомнения в собственной способности понимать логику ещё более вырастают. Вот он, являясь директором некоей организации, которой, судя по названию, не чужды история и культура Санкт-Петербурга, заявляет: «…несмотря на ограничения, которые действуют, воссоздание таких объектов имеет огромное культурно-историческое значение…». Читаю и не могу понять: ведь упомянутые ограничения многие годы специально, на серьёзном научном уровне, в долгих дискуссиях и обсуждениях разрабатывались большими коллективами профессионалов, как раз именно для того, чтобы помочь выжить истории и культуре нашего уникального города, а господин директор Фонда как-то так легковесно говорит: «…несмотря на ограничения…». То есть, что, он считает, что эти ограничения как раз мешают истории и культуре Петербурга, и, чтобы действовать в их интересах, надо их обязательно преодолевать? Как-то это не понятно и почему-то хочется коварно поинтересоваться у делающего такие заявления, - а является ли он специалистом в той области, о которой говорит, и кто он сам-то по профессии, по роду занятий: он ближе к экономике или к истории и культуре?

Дальше – больше. Читаю: «…Спикер также уточнил, что сейчас вид Смольного собора со Свердловской и Арсенальной набережных безнадежно испорчен, и колокольня может это исправить... Фонд убежден в том, что появление колокольни вернет собору доминирующее значение и исправит общий вид диссонирующих объектов, которые сейчас портят городскую панораму». Тут всё, бедный мой мозг «закипает», потому что он совсем не в силах понять логику прочитанного. Всю жизнь, проезжая по этим набережным, я любовался панорамой Невы, чудесным силуэтом собора и тому, как он, благодаря своим высотным характеристикам и гениально найденным пропорциям, «держит» и задаёт точный архитектурный камертон для всего огромного пространства вокруг себя. И конечно, недавно возникшие в панораме новые, столь агрессивно диссонирующие постройки, у меня всегда вызывали одно желание – снести их, чтобы восстановить былую гармонию. Поэтому я ну никак не могу понять логику, когда мне говорят, что, для того чтобы вернуть собору его доминирующую роль, надо, сохраняя эти наглые диссонансы, возвести рядом новый объём, почти в два раза больший, чем собор. То ли мои мыслительные способности, действительно, столь незначительны, то ли кто-то почему-то сильно лукавит…

Заявления других сторонников строительства новых доминант в историческом центре города также добавляют мне сомнения в том, а на одном ли мы языке говорим? Так, Председатель КГИОП Сергей Макаров «… допустил, что во время диалога можно отработать механизм, который поможет законодателям смягчить существующие запреты. Это позволит упростить вопрос воссоздания утраченных доминант…». Опять не ясно, почему господин Председатель главного, казалось бы, в деле сохранения истории города ведомства, говорит не о сохранении существующих исторических доминант, а именно о строительстве новых (ведь строительство колокольни Смольного никак нельзя назвать воссозданием)?

А вот член Совета по культурному наследию при Губернаторе Санкт-Петербурга и член Правления Союза архитекторов Санкт-Петербурга Роман Муравьев заявил, что «…объект нуждается в завершении, …и говорить, что колокольня каким-либо образом может закрыть собор - бессмысленно…». Не ясно, как можно серьёзно говорить, что колокольня не закроет вид на собор? А господин Муравьёв когда-нибудь смотрел на собор со стороны площади? И каким чудесным образом собор будет виден из-за колокольни в перспективе Шпалерной улицы?

Другие участники этого почтенного форума рассуждали о том, что, мол, построив колокольню, мы, якобы, доведём идею Растрелли до логического завершения. На это я, как архитектор-реставратор, уже почти сорок лет старающийся, в силу способностей, следовать в своей работе принципам научной реставрации, не могу не сказать о том, что меня больше всего возмущает в разглагольствованиях людей, по-видимому, не слишком образованных в той области, в которой они пытаются предлагать свои невероятные идеи. Читали ли они когда-нибудь учебники по реставрации, или документы международных реставрационных хартий, или труды признанных мэтров реставрации? Слышали ли они когда-нибудь о том, что воссоздание – крайнее действие при работе с объектом культурного наследия, на которое можно идти только в исключительных случаях, при обязательном условии того, что новодел не будет спорить с оригиналом и при абсолютной научной обоснованности и достоверности предлагаемого к воссозданию элемента? Ведь абсолютно очевидно, что огромная высота новой колокольни (почти в два раза выше собора) не только полностью изменит масштаб пространств окружающих площадей и всех зданий, которые формировались 250 лет вокруг монастыря, но и своей массой закроет подлинный собор со стороны площади и сделает его маленькой игрушкой, теряющейся рядом с громадой новодела. Неужели этим господам, якобы радеющим за историю города, не жалко главного из немногих сохранившихся в подлиннике шедевров Растрелли (напомню, что большинство его построек претерпели разрушения и значительную реставрацию в XIX или XX веках)? Они заявляют, что хотят довести замысел великого зодчего до логического завершения. Но это в принципе, ни при каких условиях невозможно! Нельзя исправить историю! Заявляю со всей ответственностью, на основании своего, уже не малого, опыта изучения и реставрации памятников архитектуры: в случае строительства колокольни, она не будет иметь никакого отношения к замыслу Растрелли. Это будет целиком созданием XXI-го века, отражающим мнение человека из нашей компьютерной эпохи о том, как бы её мог построить архитектор далёкого XVIII-го века. И это мнение будет абсолютно ложным, поскольку при проектировании и общей композиции колокольни и её сложнейшего архитектурно-лепного декора придётся искать ответы на тысячи вопросов, и все ответы заведомо будут неправильными. Каждое, даже, казалось бы, единственно правильное и удачно найденное современным архитектором решение, будет только отдалять его от конечной цели (воплощение замысла Растрелли), поскольку творческий процесс неотделим от личности творца, от его знаний, опыта, художественного вкуса, понимания стиля и многого другого, что вместе составляет неповторимость каждого таланта. Кроме того, у архитекторов нашего времени и творцов середины XVIII-го века – совершенно разные методы проектирования и разная организация процесса воплощения творческого замысла.

Начнём с того, а по какому, собственно, проекту, вы, господа, собираетесь строить? Ведь их у Растрелли было несколько, и они схожи между собой только по общей идее. На самом деле, сегодня мы имеем только то, что правильно было бы назвать лишь эскизными концептуальными проработками, в которых нашёл отражение общий замысел зодчего. Рабочее проектирование велось поэтапно уже в процессе строительства. Да, есть всем известная прекрасная модель монастыря, но даже при самом беглом сравнении её с построенным собором становится очевидно, насколько замысел, изложенный в модели, поменялся в процессе строительства. Полностью поменялось композиционное решение центрального барабана (соотношение высоты барабана и купола, количество ордерных ярусов, композиционное решение завершения купола). Расстановка и оформление боковых объёмов также стали совсем другими (в результате чего существенно изменился силуэт всего собора). Другими стали размеры, форма и пропорции окон. Насыщенность, масса, размерность фасадного скульптурного декора изменились кардинальным образом, тем самым сильно изменив образ всего построенного здания собора. Изменения, которые вносил в свою первоначальную идею сам Растрелли, можно перечислять долго. Очевидно, что, если бы колокольня была им построена, она так же сильно отличалась бы от дошедших до нас чертежей и макета, как и осуществлённое здание собора. Причём логика развития замысла и колокольни и собора были бы тесно увязаны между собой. Осмелюсь предположить, что могли бы измениться размеры и композиционные соотношения масс центрального объёма и боковых глав, количество и пропорции ярусов, общий силуэт всего огромного сооружения. А представить себе, каким бы был архитектурный и лепной декор, вообще невозможно, поскольку его насыщенность, композиционные характеристики, масштабность, пластика определялись бы общим целым, которого мы не знаем. Сегодня придумать и вылепить «с нуля» (не по образцу или аналогу) сложную барочную лепную композицию так, чтобы она была сродни с творениями барокко принципиально невозможно. И это даже не проблема профессионального уровня исполнителя. Проблема в разнице художественного мышления и общей культуры. Стиль лепного декора середины XVIII-го века глубоко своеобразен, и лепнина «второго» или «третьего барокко» (имея свою бесспорную самостоятельную эстетическую ценность) похожа на него только очень примерно. Современные же попытки больших сочинений на тему стиля барокко вообще не могут вызывать ничего, кроме ужаса и отвращения (к примеру, интерьеры Воскресенского собора Новоиерусалимского монастыря).

Так кто же может сегодня сказать, какую колокольню построил бы Бартоломео Растрелли, если бы ему удалось завершить свой великий замысел? Ответ очевиден – никто! Зачем же тогда пытаться решить задачу, которая изначально не имеет правильного решения? Тем более, что ценой этой попытки будут не только потраченные средства, но и очередной ущерб, нанесённый нашему лучшему городу на Земле!

В.Д. Голуб

Архитектор-реставратор высшей категории, почётный реставратор города Москвы

  • Печать